Конструктор Калашников: опыт есть опыт (часть 3)

(Продолжение. Начало в статье «Конструктор Калашников... (часть 1) и (часть 2)»)

Приняв участие в конкурсе 1944 года на самозарядный карабин, молодой конструктор-оружейник Михаил Калашников не добился успеха. В серию пошла другая конструкция, а сержанту Калашникову досталась лишь очередная порция опыта. Кто конкурировал с ним в борьбе за запуск своего детища в серийное производство?

Перед началом Великой Отечественной войны Красная армия могла заслуженно считать себя одним из лидеров по оснащённости современным автоматическим стрелковым оружием. Помимо ручных пулемётов ДП и станковых ДС, и «Максим», а также пистолетов-пулемётов ППД, на вооружение поступала в самозарядном и автоматическом вариантах винтовка конструкции Токарева.

К сожалению, имевшиеся в ней конструктивные недостатки в сочетании с падением как культуры увеличившегося в объёмах производства, так и уровня подготовки красноармейцев выросшей армии привели к массовым жалобам из войск на ненадёжность самозарядки. В итоге было сохранено лишь сравнительно небольшое производство автоматического варианта АВТ-40, да и то скорее в роли эрзац-ручного пулемёта.

Старые соперники

Тем не менее с мечтой о массовом автоматическом оружии командование Красной армии не рассталось. В списке техзаданий Главного артиллерийского управления Красной армии (ГАУ КА) на 1943 год было записано следующее: «7,62-мм самозарядный и автоматический карабин должен являться основным видом индивидуального вооружения всех родов войск Красной Армии».

В первую очередь в этом пункте имелись в виду наработки постоянного соперника Ф.В. Токарева по довоенным «самозарядным» конкурсам С.Г. Симонова. Если противостояние полноразмерных винтовок — АВС-36 и СВТ-38/40 — достаточно известно, то «карабинная» тема освещена куда меньше. Между тем военный заказчик настаивал на разработке в пару к винтовкам укороченного варианта. Так, накануне войны, в 1941 году, прошли полигонные испытания опытных карабинов Симонова и Токарева.

По итогам для войсковых испытаний было решено изготовить небольшую партию карабинов Симонова, но из-за начавшейся войны, эвакуации промышленности и ряда других событий — это решение так и не было реализовано. Впрочем, даже в случае изготовления вряд ли бы они получили положительный отзыв. Как видно из таблицы, карабин Симонова весил меньше конструкции Токарева, что было характерно в целом для соревнования Токарев – Симонов, но даже более тяжёлые образцы Токарева показывали недостаточную прочность и надёжность при работе с мощным винтовочным патроном.

Тем не менее, как видно из указаний на 1943 год, от планов на карабин военные не отказались — более того, фраза в техзадании «общий вес со штыком и ножнами должен быть не более 3,4 кг» вполне однозначно указывает на карабин Симонова 1941 года в качестве «законодателя моды».

Можно достаточно уверенно предположить, что и в этот раз пожелания военных остались бы нереализованными. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. В самом деле — с одной стороны, трудно назвать счастьем появление у противника нового образца перспективного вооружения, с другой — именно захват «немецких автокарабинов Мкб», как писали в документах, стал поводом к активизации работ над советским промежуточным патроном и системами оружия под него.

Уже 12 августа 1943 года Главное артиллерийское управление Красной армии выпустило новые тактико-технические требования №2463 на разработку «7,62-мм самозарядного и автоматического карабина под специальный патрон». Примечательно, что в документе указано: габаритные размеры патрона должны быть выдержаны «согласно чертежу, разработанному ОКБ-44 НКВ от 4 августа 1943 года», то есть всего за восемь дней до выпуска техзадания на карабин. При этом вес нового карабина со штыком был ограничен 3,2 кг.

Карабин Рукавишникова

Одним из наиболее перспективных первоначально выглядел образец, созданный старшим коллегой Калашникова по стрелковому полигону — инженер-полковником Николаем Васильевичем Рукавишниковым. Вот как вспоминал о нём Калашников:

«У конструкторов-оружейников полигона были своя, не похожая на другие, школа, свои традиции, отмеченные высоким профессионализмом, оригинальным инженерным мышлением, отточенной культурой проектирования.
И первым среди таких разработчиков оружия я назвал бы Н.В. Рукавишникова, сдержанного в манерах, немногословного в разговорах человека. По стажу конструкторской работы в КБ полигона он да ещё, пожалуй, В.Ф. Кузмищев являлись для нас, молодых разработчиков оружия, настоящими ветеранами. Николай Васильевич готовил проекты своих будущих образцов такими, что просто залюбуешься. Чистота линий, выверенность расчётов, веская аргументация.
В конкурсах проектов он, как правило, занимал призовые места. Так было и в ходе соревнования по проектированию автомата под патрон образца 1943 года. Проекту Н.В. Рукавишникова среди конструкторов, трудившихся в КБ полигона и представлявших свои работы на конкурс, присудили первое место, мой был вторым, третье место занял проект молодого конструктора К.А. Барышева, незадолго до этого приехавшего на полигон на должность инженера-испытателя после окончания артиллерийской академии и вскоре включённого в состав конструкторского бюро».

В этом отрывке из мемуаров упоминается «автоматный» конкурс, но и в разработке карабинов под новый патрон изделия Рукавишникова и упоминавшийся в прошлой статье карабин Калашникова и Петрова стали соперниками.

Первые варианты своего СКР (самозарядный карабин Рукавишникова) конструктор представил ещё в 1944 году. Два этапа проведённых испытаний показали, что выбранная схема интересная, но сырая — карабин не прошёл испытания по безотказности работы автоматики и живучести деталей. Испытания доработанного СКР проходили с 11 января по 7 марта 1945 года. Такой долгий срок (обычно на подобные испытания уходило несколько дней), возможно, объясняется дефицитом патронов образца 1943 года: в акте об испытаниях указаны четыре разных партии «промежуточных» патронов. Впрочем, в акте испытаний с хронологической разбивкой паузы между стрельбой красноречиво обозначены как «ремонт карабина».

К сожалению, полное описание карабина Рукавишникова в деле отсутствует. Есть только список произведённых доработок, в котором особенно интересны два мероприятия: «введена шторка на ствольной коробке, предохраняющая затвор от запыления» и «повышен выступ автоматического предохранителя и в прикладе изготовлено гнездо для помещения принадлежностей».

Как видно из таблицы, карабин Рукавишникова удовлетворял не все условия техзадания — так, по весу конструктор не смог уложиться ни в начальные, ни в смягчённые новые условия.

При испытании стрельбой СКР по кучности боя на дистанции до 800 метров оказался практически равноценен карабину СКС №14 и уступил его собрату СКС №13. Впрочем, как отметили в отчёте, на результаты при стрельбе из карабина Рукавишникова могли повлиять погодные условия (мороз −20−25 °C, дымка), чего не было при стрельбе из СКС.

Зато при стрельбе на практическую скорострельность на дистанцию СКР уверенно опередил всех, позволяя сделать 40 выстрелов в минуту против 30−35 у Симонова при большей кучности попаданий. Испытатели уверенно отнесли это преимущество на счёт применённого Рукавишниковым пачечного заряжания.

Увы, следующие этапы испытаний — на живучесть деталей и безотказность работы автоматики — СКР не выдержал. Впрочем, на тот момент это ещё не стало для него приговором: учитывая большую практическую скорострельность и тот факт, что среди задержек отсутствовали трудноустранимые, СКР было решено рекомендовать для доработки.

Рождение долгожителя

Тем временем на стрелковый полигон поступили два очередных образца от Симонова. Самозарядные карабины №14 и №15 имели неотъёмный откидной штык, различаясь между собой способами его крепления. На СКС №14 штык крепился специальной муфтой, у СКС №15 был применён специальный зацеп. Как отмечалось в отчёте, конструкция у СКС №15 была меньше по габаритам, но менее надёжна и сложнее технологически. В остальном карабины повторяли ранее испытанные образцы: СКС №14 был схож с испытанными в декабре СКС №13, а №15 — с №5 и №6.

Основной «изюминкой» конструкции Симонова стала схема работы автоматики. Симонов применил газоотводную схему с коротким ходом поршня, но при этом шток газового поршня взаимодействовал с затворной рамой не напрямую, а при помощи подпружиненного толкателя, выполненного отдельной деталью.

Не остался в стороне от «карабинного» конкурса и постоянный соперник Симонова — Ф.В. Токарев, спроектировавший свой вариант карабина под новый патрон. Наконец, ещё несколько вариантов были разработаны в «дегтярёвском» КБ-2. При этом карабин КБ-П-290 Долгушева-Иванова был схож с другими предоставленными образцами, имея постоянный магазин на 10 патронов, карабин КБ-П-330 (Гаранин, Бугров, Дегтярёв) имел сошки и приставные магазины на 20 и 25 патронов.

Как известно, победителем в итоге стал всё же образец Симонова. В чём-то это вполне закономерно — темой самозарядного карабина Сергей Гаврилович занимался уже далеко не первый год и в виде уже отработанной конструкции карабина 1941 года имел солидную фору перед соперниками. Полная история создания и применения его карабина заслуживает отдельной статьи или даже книги, тем более что белых пятен в ней немало. Но, как показали дальнейшие события, даже солидный конструкторский опыт и наличие в багаже уже проверенных решений помогают далеко не всегда.

(Продолжение. Окончание в статье «Конструктор Калашников... (часть 4) и (часть 5)»)

Андрей Уланов
WARSPOT